– Неудачное время вы выбрали для таких предложений, – я улыбнулся.

Марья как-то сжалась. Растерянно улыбнулась в ответ.

– Уборка начинается, – пояснил я, – сейчас мне не до молодежной работы. И уж тем более не до собраний будет. С утра до вечера буду копошиться в пыли, на полях.

– Конечно-конечно, – покивал Анатолий Сергеевич, – конечно, можете повременить с ответом. Если уж нужно вам будет, найдете Марью Александровну.

– Наше отделение находится в колхозной конторе, – пропищала девушка, – на третьем этаже.

– Хорошо, – махнул я рукой, – будет время, я загляну. Ну что, Маш, – посмотрел я на свою медсестричку, – поедем?

– Поехали, – сказала она, бросая холодный взгляд на комсомолочку, – ни то от старшей медсестры получу я нагоняй.

Когда я стал грузить Машкин велосипед в кузов, видел боковым зрением, как грустно посматривает на меня Марья Александровна.

Комиссия вместе с завгаром отправилась куда-то к диспетчерской.

– М-да, – говорил завгару Николай Иванович, – разбаловали вы своих работников. А скажите, дорогой товарищ, где у вас тут красный уголок? Какова в нем агитация?

– Да у нас как-то, – замялся Завгар, – и нету уголка.

– Печально это… Печально слышать. Не боритесь вы с крестьянской темнотою на вашем фронте работ. Оттого и получаются у вас такие казусы, как с этой Белкой.

Хмыкнув на это, я вернулся к себе в машину.

– Ты зачем на ней приехал? – Удивился Мелехов, завтоком.

– А чего такое? – Не понял я, – и вам что ли Белка не угодила? Вы ж коммунист.

Когда я вернулся на ток, завтоком бродил по площадке. Следил, как трактора вывозят из старого амбара залежалые остатки зерновых, сваливают в большую кучу на площадке.

Когда я приехал на Белке, глаза у Мелихова расширились так, что показалось мне, я издали увидел, как они выросли. Когда стал у амбара и выпрыгнул из машины, завтоком тут же подбежал ко мне. Завел разговор.

– Да я-то тут при чем? Щас все будут шарахаться от тебя, на этой-то машине! Еще, чего доброго, кто что-нить вытворит!

– Ну, – хмыкнул я, толкая переднее колесо, – со своими, в гараже, я уже провел воспитательный процесс. И с вашими проведу.

– С ними что ли? – Мелихов указал большим пальцем через плечо, – с трактористами? Ну-ну. Попробуй. Ребята они у нас упертые.

– Не упёртее шоферов, – хмыкнул я, – ну, если сомневаетесь. Вон, – указал я подбородком, – видите там, на пятьдесят втором газоне Титок ездит? Грузят в него мусор.

– Ну? – Нахмурился завтоком.

– Ну вот, подойдите к нему. Пусть вам расскажет, как я сегодня им ум вправлял. И что он теперь по поводу Белки думает.

Завтоком нахмурился. Шмурыгнул большим своим носом.

– Ну смотри, Землицын. Если что тут, у меня на току, не так будет из-за тебя сегодня, и ноги твоей на току больше не будет с твоей Белкой. Пока не пересядешь на нормальную машину.

– А я на нормальной, – нахмурился я.

Завтоком вздохнул.

– Да ты ж пойми, – всплеснул он руками, – дело тут не в машине. А в людском к ней отношении.

– Людское отношение, – сказал я, глядя на завтоком внимательно, – что твой флюгер. Куда ветер подует туда и отношение. Надо будет – направлю его по нужной дорожке.

Хмуро поджав губы, завтоком выдохнул. Нахмурившись, пошел к конторке. Попути заглянул в машину к Казачку, который уже несколько дней работал на току. Перекинулся с ним парой слов, которых я, конечно, не слышал.

Однако, видя улыбчивое, смешливое лицо Казачка, который слышал мое сегодняшние “выступление”, завтоком нахмурился. Задумчиво обратил ко мне взгляд. А потом снова зашагал до конторки.

Работа сегодня была, как обычно. Я вывозил остаток залежалого пшеничного сора. В старом амбаре были закрома, в которых пшеница слежалась. Ее, сырую и вычищали. С нового закрома везли другую.

Остатками прошлогоднего урожая ячменя и пшеницы проверяли зав. В этом году поставили на него новую систему просушки зерна и хотели убедиться, как она, эта система работает. Нагружали перед уборкой.

Машины гоняли туда-сюда с нового амбара на зав. Ссыпали в яму зерно. Прогнанное через зав, оно очищалось, подсушивалось и попадало в бункер. Под бункером уже дежурил газон, в который и ссыпали зерно.

После, машина отправлялась на мельницу. Остатки зерна использовали под крупу, на корм колхозной птице.

Мне же поручили свозить залежалый сор, но не на озеро, как в прошлый раз, а на свиноферму.

До обеда успел я сделать два рейса. И когда на третий, вернулся на мехток, увидел забавную картину.

У зава стояли в рядок трактора. Синешкурые белорусы задрали к небу свои ковши, словно грея их под кубанским солнышком.

Молодые трактористы расхлябанные, с лихим видом, стояли у зава, покуривая сигаретки. Было их трое.

У неудобной эстакады, что вела к завальной яме тока, корячился газон. В его кабине весь вспотевший, красный как рак, трудился Казачок. Он заглядывал назад, выбирался из кабины, чтобы посмотреть, что ж позади него твориться. Куда ведет он задом машину. Стараясь заехать на эстакаду, он то и дело не попадал ровно и гонял машину взад-вперед.

Подъехав к ним, я выбрался из машины. Подбежал к Казачку. От нервов, газовал парень так, что уши закладывало. Машина под его управлением в очередной раз дернулась и пошла назад. Заехала на эстакаду неровно и соскользнула задним колесом.

Грохот раздался на весь ток. Газон скакнул и колесами упал мимо путей эстакады. Да так сильно, что задний борт у него раскрылся и зерно посыпалось мимо ямы. Трактористы при этом грянули дружным по-бабьи звонким смехом.

Перепуганный Казачок выскочил из машины. Грубо ругаясь, побежал смотреть в чем дело.

– Чего тут у тебя? – Подбежал я к парню аккурат к этому времени.

– Да вот, понимаешь, – хватаясь за голову и кривя от обиды лицо, нервничал Казачок, – наказали учиться на зав задом заезжать. А я не могу! Не выходит у меня и все!

– Ты чего там делаешь! Дуреха! – Сверху с зава крикнул механик, – все зерно просыпал! Балда!

Трактористы заржали еще громче. Сжавшийся Казачок втянул голову в плечи.

– А ты че там сидишь, как курица в гнезде?! – Крикнул я механику, – ты бы помог парню! Указал, куда ехать! Так же, из кабины, не видно! Он же в первый раз! Видишь?!

– У меня тут, – нахмурился Механик, – своей работы по горлышко!

– Вкл, да Выкл нажимать, и я смогу! – Крикнул я, – давай местами поменяемся, ты за руль да на зав, а я на твое место, кнопки нажимать?! М-м-м?!

Механик сплюнул. Но больше ничего не ответил.

Трактористы продолжали ржать. Один из них невысокий, но широкий в плечах беловолосый парень засунул руки в карманы вислых своих брюк и сказал:

– Опростоволосился, – ощерил он редкозубый рот, – пущай теперь заметает!

Казачок аж потемнел, так ему было стыдно.

– Да не вешай ты нос, – хлопнул я его по плечу, – давай за руль. Сейчас я тебе подскажу.

– А ты уже на нее заезжал? Знаешь как?

– Заезжал, – улыбнулся я.

– Это где ж? – Казачок нахмурился, – ты ж тоже недавно в колхозе, как и я.

– В армии! – хохотнул я.

Казачок аж глаза раскрыл.

– А че, в армии тоже завы бывают?

– Да шуткую. Давай за руль, говорю!

– О! – Крикнул второй тракторист, повыше белобрысого, молодой, но уже с залысинами у висков, – ща нам шоферки устроють новый театр! А я думал, скучно в колхозе работать будет!

Я злобно зыркнул на троих трактористов. Пошатываясь на своих кирзачах, они, явно, были поддатые. Скорее всего, приложились за обедом. А может, и с утра.

– А зачем вам шоферки с ихним театром, – хмыкнул я, посмотрев на них так нахально, как только мог, – когда у нас в МСТ такие знатные скоморохи имеются!

Трактористы сначала заржали. Но потом один из них, белобрысый, кажется, понял, что это была шутка про них. Он в одно мгновение изменился в лице и глянул на меня, по-бычьи опустив голову:

– Чего?

– Того! – Крикнул я, – ржете звонче кобылы. Лучше б помогли парню заехать на зав. Шутники, – сплюнул я.